Александр Мирзоян: «Бить тот роковой пенальти в финале выходил надломленным»
Точные пенальти Александра Мирзояна помнят даже те болельщики «Спартака», кто в начале 80-х еще пешком под стол ходил. А если попросить продолжить знаменитую кричалку «Самый лучший из армян...», вспомнят вовсе не Мхитаряна или Мовсесяна...
Пока Олег Романцев (слева) был травмирован, Мирзоян (справа) был капитаном команды.
— Помню, когда я из бакинского «Нефтчи» перешел в «Арарат», в команде, разумеется, были сплошь игроки с заканчивающимися на -ян фамилиями. И вот идет игра, и болельщики скандируют чье-то имя. И каждый думает, что кричат про него. И бегут вперед! — со смехом вспоминает Александр Мирзоян.
— Болельщики к вам всегда относились с любовью и уважением, Александр Багратович...
— Я их тоже очень уважаю. И с болельщиками всех клубов, где играл, старался быть в хороших отношениях. Перед тем как попасть в «Спартак», я месяца четыре поиграл в «Торпедо». И вот недавно заехал на Южнопортовую — колеса для машины купить, а там же рядом «Автозаводская»… Подходят ко мне люди: «Александр Багратович, мы за «Торпедо» болеем, помним вас, как вы в команде играли». Мне стало так приятно, что помнят, узнают! Хотя сколько я поиграл-то!..
— На футболе ведь часто бываете. Зрители сейчас другие на стадионах — не похожи на тех, кто на вас ходил. Современная атмосфера нравится? Флаги, баннеры, скандирования?
— Нравится! Не нравится, когда матом кричат и пиротехнику жгут. Можно ведь по-другому проявлять эмоции, а мы такими выступлениями себя опускаем в глазах ФИФА, УЕФА, да и просто в глазах других национальностей. Они думают, что мы дикие. Добился же Галицкий в «Краснодаре», что те же самые болельщики, приезжая туда, не жгут и не ругаются. Вот к такому и надо стремиться.
— Ну, матом ведь и раньше ругались, просто не в унисон.
— Да ругались, конечно! Но не было это так заметно. К тому же сейчас все так радуются, когда 44 тысячи на «Спартак» собирается. Но на нас-то ходили по 100 тысяч. Просто хочется попросить дорогих болельщиков: давайте без мата…
фото: Геннадий Черкасов
Александр Мирзоян в редакции «МК».
■ ■ ■
— Часто бываете в Тарасовке?
— Нечасто. По весне приглашали нас с Никитой Павловичем Симоняном. Тогда еще и Зе Луиш, и Луис Адриано там были. Все хорошие, воспитанные ребята, вежливые, здороваются. Понимают, что пришли старенькие дяди. Тогда руководство клуба устраивало семейный обед, на котором присутствовали и жены, и дети. Приятная компания, хорошо время провели. Но было видно, что иностранцы своей группой общаются, наши ребята — отдельно. Языковой барьер все-таки есть, хотя, смотрю, наши все говорят нормально сейчас на английском.
Такие семейные обеды в наше время на базе не практиковались, жен и детей в Тарасовку не пускали. Но мы тоже собирались компаниями в другом месте, были очень дружны. Да и сейчас общаемся. На недавнем дерби встретил Любу, супругу Георгия Ярцева, — она внука на футбол привела. С удовольствием поговорили, посмеялись. А в наше время тоже кучковались, конечно, по интересам. Я любил уединиться на пару часов, ходил гулять. Другие ребята — Ярцев, Романцев, Хидиятуллин, Дасаев, Гаврилов — они часто в домино или карты играли. Я погуляю-погуляю, а потом присоединяюсь.
— Когда на базу приехали, воспоминания, наверное, нахлынули…
— Хоть там и прошла серьезная реконструкция, и многое изменилось, — все равно почувствовал, что попал туда, где прошли прекрасные игровые годы. Приехал — и сразу же пошел в свою комнату. Я чаще всего в отсеке жил один, но иногда в соседний, через коридорчик, селили молодых. Константин Иванович Бесков любил в качестве воспитательных мер ко мне как к более опытному и возрастному игроку подселить молодежь.
— И как вы их воспитывали?
— Да просто разговаривал, спрашивал много, свое что-то рассказывал.
— За пивом не гоняли?
— Нет! Таких вещей я не люблю — сам всегда хожу. Вообще не люблю в отношениях с младшими, даже с детьми, показывать свое превосходство. Надо незаметно обращать их внимание на какие-то ошибки и просчеты, чтобы они впитывали. Дети должны расти уверенными в себе. Расскажу одну историю. У Николая Петровича Старостина был любимый внук Мишка. Учился он в элитной школе. И Николай Петрович всегда давал ему деньги. Объяснял так: знаю, мол, шельма, играет в карты, но там учатся дети высокопоставленных людей. Николай Петрович всегда подкидывал ему деньги, чтобы Мишка не чувствовал себя среди таких одноклассников неуютно. Я тогда это запомнил. Так что никогда никакой «дедовщины» себе не позволял. Но вот иногда никуда не посылаешь, а бегут — остановить не успеваешь!
— Например?
— Это еще в юношеской сборной было. С нами в команде был Анатолий Байдачный — он чуть помладше и первый раз попал в сборную. Всего-то на полтора года, но это сейчас незаметно, а тогда — солидная разница в возрасте была. Так вот, Толя был очень быстрый! Сидим, в карты играем, покуриваем, а Толя очень внимательно за игрой следит, интересно ему. Вдруг смотрим: сигареты кончились. Толя: «Я сейчас!» Мы оглянуться не успели, как он уже сбегал.
— Значит, нарушали спортивный режим все-таки...
— Зато сейчас не курю, давно бросил.
■ ■ ■
— Александр Багратович, вы очень резко ушли из футбола...
— И до сих пор никто понять не может почему, да?
— Именно так: многие действительно все еще гадают.
— Все помнят тот финал Кубка СССР с ростовским СКА, когда на 17-й минуте я бил пенальти и попал в штангу. Просто перед матчем случилась ситуация, которая меня надломила. Сборная тогда выезжала в Германию, тренировал ее Бесков. Поехали и восемь спартаковцев. Остальные, в том числе и я, остались. Не хочу я вспоминать плохое… В общем, возникло у нас недопонимание с тренерским штабом без Константина Ивановича. И когда все вернулись из сборной, почувствовал, что изменилось отношение. Команда поехала возлагать цветы на Могилу Неизвестного Солдата, а мне не позволили нести венок. А я был тогда капитаном, потому что Романцев сломался. Тогда же и перевыборы капитана назначили. Я свой голос, помню, отдал Дасаеву… Да и не хотел я быть капитаном. В общем, почувствовал к себе недоверие. И сказалось это, когда вышел бить тот пенальти в финале Кубка. Хотел ударить на точность. И мяч вроде летел куда надо. А потом раз! — и в штангу.
— После этого все совсем плохо стало?
— Да, раз в состав не поставили, второй… В конце сезона я написал заявление, чтобы уйти из команды. Кстати, оно до сих пор у меня лежит. Нашли его в архивах Старостина и принесли мне. Меня до этого «Днепр» приглашал — не отпустили. Потом в Кишинев звали — опять не отпустили. Но и играть не давали. Целый сезон тренировал дубль. И вдруг: готовься, завтра выйдешь против Киева. Готовлюсь — а меня не ставят. Так в 1982 году я практически не играл. Оставались последние две игры в сезоне, «Спартак» улетел в Донецк, а я остался дома. Тут — звонок: вылетай, Бесков сказал, что завтра играешь, у Романцева дисквалификация. В общем, нормально сыграл. Приезжаю в Одессу на последний матч — но опять не в основе. Потом, когда гол пропустили, меня выпустили. И это была моя последняя игра… Спустя какое-то время мне рассказали, что когда Бескова просили отдать меня в другой клуб, он говорил: «Нет, это мое тайное оружие».
— Вам тогда 31 год было. Сейчас для большинства футболистов — это не возраст. А тогда?
— Да и тогда еще можно было играть и играть. Опыт большой, а кондиции не потеряны. Они и еще долго потом были не потеряны, потому что я, когда учился в Высшей школе тренеров, играл за команду ветеранов. Мы могли играть по пять игр в месяц, а это по 50 рублей за игру. 250 рублей — хорошая по тем меркам прибавка к зарплате в ВШТ, которая, кстати, тоже была неплохой. В эту команду ветеранов очередь стояла! Все держали себя в тонусе, чтобы не отчислили и давали играть.
Помню, пригласили в Астрахань играть с местной командой, которую тренировал Виктор Михайлович Шустиков. Обещали по банке черной икры, но за это очень просили, чтоб Стрельцов приехал. Приезжаем — жара! Так эти черти нас обманули, икры не дали. Мы, злющие, выходим вечером на матч. Посмотреть игру ветеранов сборной СССР народу собралось очень много! И к 30-й минуте мы рвем эту местную команду из первой лиги 3:0. В перерыве в раздевалку заходит Михалыч (Шустиков. — «МК»): «Ребят, вы что, одурели? Меня же снимут». Но зато икру потом все-таки дали.
По материалам:
