Международные югославские Эмираты
«Спасибо за “Аризонскую мечту”», — Эмир благодушно подставляет автору щетинистую щеку для поцелуя, подмигивает и продолжает козлом скакать по сцене, выписывая безумные кренделя в стиле «унца-унца». За ним уже давно никому не угнаться. Человек-оркестр, Кустурица пробует в своей жизни все, к чему тянется его оголтелая душа.
Как-то раз Эмир признался, что режиссура объединяет тысячу его намерений и желаний, и что, если бы он не был фильммейкером, то стал бы футболистом или капитаном корабля. Поскромничал, конечно. Он итак объединяет в себе сотни ипостасей — писатель, градоначальник, музыкант, актер. Он даже учился пилотировать самолет. Как прошло — история умалчивает.
Такая неуемная энергия родилась, кажется, вперед Эмира. В детстве он жил в районе Сараево, который считался цыганским, потому и отвешивал тумаков каждому встречному мальчишке, и сам возвращался домой с фонарями. Родители отправили сына от греха подальше учиться в киношколу Праги. Оттуда он вернулся именно тем Кустурицей, какого мы знаем, купил две лампы как символ найденного пути и начал строить отношения с большим кино.
Очень скоро вышла его первая короткометражка «Герника», в которой он, как универсальный солдат, сделал все сам — от съемок до монтажа. Дипломная работа взяла приз на фестивале в Карловых Варах. А вслед за ней прогремел и первый полный метр «Помнишь ли, Долли Белл?». Жюри Венецианского фестиваля прониклось беззаветной любовью к молодому сербу, настолько искренним и самобытным получился этот фильм.
Кустурица тем и славился, что никогда не изобретал колесо, натужно экранизируя чуждые ему истории. В «Долли Белл» он изобразил сплав собственных детских реакций на окружение, родителей, любовь, политику (его отец был коммунистом). Реальность и фантазия у Кустурицы тесно сплелись, срослись корнями друг с другом, но даже при условии, что Эмир слегка приукрашивал действительность, зритель чувствовал невероятную близость с режиссером. Эта тенденция открытости, творческой наготы проникла во все его картины.
Церемония награждения пришлась на то время, когда 26-летний Эмир был в армии. Ему дали увольнение на день. Он пришел получать своего Льва прямо в кирзачах.
Через четыре года последовал фильм-номинант на «Оскар» и «Золотой глобус» «Папа в командировке» — послевоенная Югославия глазами ребенка. Для Кустурицы этот проект стал удачей: в работе над ним он встретил верных друзей Мики Манойловича, Мирьяну Каранович и Давора Дуймовича. Давора, человека нелегкой судьбы, вообще вытащил из-за прилавка торгашей и снял потом в лучших своих проектах. Для мирового кинематографа фильм стал открытием. Но Кустурица лестных отзывов о себе предпочел не слушать и на вручение Золотой пальмовой ветви не поехал. Он помогал другу переделывать паркет в гостиной, пока Милош Форман называл его надеждой европейского кино.
А затем Эмир почувствовал, что ему нужен перерыв в отношениях с кино. Он позвонил своему старому другу «Доктору» Нелле Карайличу, фронтмену группы The No Smoking Orchestra, и спросил, кого не хватает в составе «конгломерата безумцев». «Некурящему оркестру» требовался басист — тогда Кустурица прикупил себе гитару и из культовых режиссеров переквалифицировался в толкового музыканта.
Хотя по уровню мастерства он, конечно, уступает другим «оркестрантам», не в овладении оным дело. Кустурица — дух «унца-унца», его душа. Ритм бьется в его венах, мелодии сливаются воедино и звучат как бы изнутри. Он держит публику одной энергией, динамикой и страстью. Смотришь на этого рослого, плечистого бугая, шпану с периферии в трениках с отвисшими коленками и в футболке с Гагариным, непробиваемого как скала, и видишь доброго человека с душой нараспашку.
Was Romeo really a jerk?
Поднаторев в музыке, Кустурица возвращается в кинематограф еще более зрелым и цельным человеком. Он снимает одну из лучших своих лент «Время цыган» («Дом для повешения»). И если это не пример искусства, синематографа в чистом виде, то что еще осмелится им называться? С первых секунд и до последнего слова, аккорда, кадра неистовый дух свободы очаровывает и влюбляет в себя зрителя. Кажется, Эмир делает картину под влиянием творческого зуда, хорошего сумасшествия, забив на все правила и отдавшись с головой цыганской жажде жизни.
«Если хочешь рассказать про любовь, смерть, свободу, то нельзя сделать это лучше, чем через цыганские истории».
И все здесь органично: красивое полотно повествования течет как сказ. Интересно, что в оригинале картина называется Dom za vesanje («Дом для повешения»), что больше соответствует реалиям времени. Кустурица как будто нашаманил пророчество: югославским народам так же, как и цыганским племенам, недолго оставалось дружно гулять на всеобщем празднике жизни.
Эмир оставил отпечаток в кинематографе в стиле магического реализма, как в романах Маркеса или на полотнах Шагала. Но чьим бы наследием не вдохновлялся режиссер (в некоторых интервью он сам дает отсылки к творчеству Андрея Тарковского), начиная с этой картины можно было смело говорить о свадебно-похоронном, причудливо-сновидческим, народном и многоцветном «стиле Кустурицы».
После «Дома для повешения» казалось, что Эмир достиг своего потолка, и злым языкам действительно представился повод так говорить. Режиссер пошел на неожиданный шаг — снял свою первую и последнюю голливудскую драмеди «Аризонская мечта». Фильм получился вариацией на тему «Времени цыган», но для широкой публики. Однако картина не сразу нашла своего зрителя. Несмотря на положительные отзывы критиков, она провалилась в прокате.
Не спас даже блестящий актерский состав. Великолепная Фэй Данауэй, совсем еще молодой и очаровательный Джонни Депп в одной из лучших своих ролей не под предводительством Тима Бертона и Лили Тейлор играли слаженно, как единый организм. И все это сопровождалось уникальным в истории мирового кино саундтреком — музыкой Горана Бреговича (“Death”). К делу подключился Игги Поп (“In The Deathcar”), и, казалось, лента была обречена на успех. Но по достоинству ее начнут оценивать только со временем.
Сам Кустурица заявил, что не станет больше работать в Голливуде. Но, возможно, опрометчивое решение было принято под влиянием момента — когда режиссер заканчивал съемки «Мечты», мыслями он был уже на родине, раздираемой гражданской войной. Эмир имел большой авторитет и был категорически против разделения страны. Он обратился к народу и государственным лидерам в прямом эфире и начал работу над двумя лентами, которые можно назвать делом жизни — «Андеграунд» и «Жизнь как чудо».
В то же время обожание режиссера в родном Сараево сменилось ненавистью. Обезумевшие люди сносили дома и убивали соседей. Из-за политических убеждений режиссера под раздачу попала и его семья. Дом Кустурицы был разрушен, а его отец вскоре скончался от сердечного приступа. Может, совпало, но Эмир раз и навсегда решил для себя бежать из родных мест, чтобы больше никогда их не увидеть.
«Я не знаю, что такое родина, знаю только, что такое моя земля. Я всегда буду помнить ее запах, прикосновения к опадающим листьям, любимым предметам, слышать ее звуки. Я всегда называл себя югославом, хотя такой национальности просто не существует. Я не знаю, есть ли теперь у меня дом. Моего настоящего дома больше нет — его сожгли».
«Андеграунд» — прощание с родиной, горький и тревожный манифест режиссера, за который он сильно поплатился. Ненавистники и критики, политиканы и журналисты-провокаторы обвиняли Кустурицу в просербской пропаганде и отсутствии таланта. Оскорбленный Эмир сначала хотел уйти из кино, но потом решил сменить направление.
Его новое искусство стало лекарством. «Черная кошка, белый кот» — цыганская комедия такая же цветастая, как юбка старой бабушки Суйки (Любица Аджович), и такая же бескрайняя, как поле подсолнухов. До колик смешная и очень близкая по духу российскому зрителю, картина была восторженно принята по обе стороны океана. Певица вытягивает гвоздь ягодицами, свинья поедает «сделанный из картона» автомобиль Trabant, Дадан (Срджан Тодорович), провалившись в сортир, вытирается гусем, ушлый Матко (Байрам Северджан) замораживает некстати усопшего дедулю на чердаке, а белый кот под шумок... Ну вы поняли.
— Дадан, постыдись! Родители смотрят на тебя с небес.
— Им не видно, сегодня облачно…
После долгого перерыва, отдохнувший от политических потрясений и снявший документальный фильм «Истории на супер 8», посвященный друзьями из «Оркестра», Кустурица вновь рискует вернуться к наболевшей теме. «Жизнь как чудо» — более трезвый результат пережитого опыта, который так и свербил где-то противной тупой болью, не давая Эмиру успокоения. И это был во всех отношениях удачный проект.
Мало того, что на выходе получился очередной шедевр, так Кустурица выступил еще и градоначальником, купив маленькую деревушку Дрвенград. В отстроенном на 29 домов городке, конечно, никто не живет, но туристы стекаются туда толпами — пошататься по улице Тарковского и Феллини, выпить пивка на площади Никиты Михалкова, навестить тюрьму, в которой сидит Буш, сфотографироваться с Деппом в полный рост или с портретом Достоевского, тут уж каждому свое. А главное — не встретить ни одного магазина, навязчивого баннера или беспардонной вывески. Кустурица, потеряв родной край, создал свой бескокакольный мир.
«Треть моей жизни прошла в отелях где-то на 78 этаже, но человек не может так жить. Потому и возникло желание создать территорию, на которой можно укрыться после всех кораблекрушений и успехов. Это особая свобода».
Впоследствии Эмир снимает еще два значимых проекта — «Завет», довольно средний по его же меркам, но приятный и легкий фильм, музыку к которому написал сын режиссера Стрибор Кустурица, и документальный проект «Марадона».
Выбор героя для последней ленты логичен: культовый аргентинский нападающий Диего Марадона — тот еще балагур, бунтарь, «корабль без канатов и якорей», Sex Pistols футбольного мира. Если бы Энди Уорхол был жив, он бы запечатлел Марадону в своих поп-артовых портретах наряду с Мэрилин Монро и Элвисом.
«Планета Земля чудом не слетела со своей оси, когда более миллиарда человек разом соскочили с мест. Это произошло, когда мы ликованием встретили гол Марадоны на матче Кубка мира в игре с Англией. То был один из редких моментов, когда страна с огромным внешним долгом взяла верх над ведущей державой мира».
Но режиссера привлекли не победы футболиста и не его техника владения мячом, а то, как страстно и самоотверженно Диего предан родной стране. Все это было знакомо Кустурице, готовому биться на дуэли за Югославию. Теперь на каждом новом концерте Эмира просят выйти на сцену в качестве Диего Марадоны от мира кино, не иначе.
Человек без родины, Кустурица создает свою вотчину, на реальной почве строит чудную страну из собственных фантазий, свои Эмираты. Он преодолевает границы, становясь режиссером вне национальностей и условностей. Его мир не ограничивается деревушкой Дрвенград, он — во всех его фильмах, в музыке, словах, ролях и готовящихся к выходу книгах. В нем дует теплый восточный ветер, заставляя задыхаться от осознания обретенной мечты. В нем есть только одна безграничная свобода. Свобода быть фигурой мировой величины и ходить при этом нечесаным. Смелость громко говорить то, о чем другие только шушукаются, озираясь по сторонам. Дерзость отрицать всякий конец и преграды — для искусства, души, любви, жизни.
«Не переживай, смерть — это неподтвержденные слухи. Относись к ней как к историям из желтой прессы».
Подробности на
