УПОКОЕНИЕ В МЕСТЕ ЗЛАЧНОМ. МАКСИМ СОКОЛОВ | Русский Дозор
—
Перспективы образцового и правильного осуждения М.Б. Ходорковского по делу об убийстве, имевшем место 18 лет назад, представляются довольно сомнительными. Дело даже не в досягаемости фигуранта и не в сроке давности (положим, эти проблемы как-то будут решены), а в самой сути дела.
В трагедии гр. А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» Б.Ф. Годунов говорит своему помощнику А.П. Клешнину единственную фразу: «Скажи ей, чтобы она (нянька Димитрия Иоанновича. — М.С.) царевича блюла». Помощник про себя замечает: «Чтобы блюла! Гм! Нешто я не знаю,// Чего б хотелось милости твоей?» и идет инструктировать няньку — «Слушай, баба:// Никто не властен в животе и смерти —// А у него падучая болезнь!» Баба оказывается понятливой: «Да, да, да, да! Так, так, боярин, так!// Все в Божьей воле! Без моей вины// Случиться может всякое, конечно!»
Оно в Угличе и случается, но зададимся вопросом: достаточно ли этого для осуждения Годунова по 105-й статье? Правитель не сказал ничего криминального, его помощник — тоже, нянька — тоже, при том что все всё понимают.
Говорят, что конец XX века отличался от конца XVI только тем, что герои 90-х годов говорили не стихами, а прозой — например, «Бадри, разберись». А так то же самое, только вид сбоку.
Отбывающий пожизненное глава службы безопасности ЮКОСа А.С. Пичугин доселе был тверд: «Царь, слово его все едино, он славит своего господина», но представим даже, что Пичугин стал давать показания. Что он может сообщить, кроме того, что его начальник указывал ему: «Скажи ей, чтобы она царевича блюла»? Ничего. Этого явно мало для обвинительного приговора.
Здесь явный разрыв между взглядом житейским и юридическим. С житейской точки зрения очень велика вероятность того, что на руках М.Б. Ходорковского кровь, и всякий разумный человек, строя свои отношения с М.Б. Ходорковским, будет иметь это в виду. Но с юридической точки зрения, доказать вину М.Б. Ходорковского крайне сложно. Поскольку формулировки «оставить в сильном подозрении» в современном праве нет, исход дела малопонятен.
Однако уже сейчас выяснилась интересная подробность, не имеющая, правда, прямого отношения к давнему нефтеюганскому убийству. Первая реакция представителей М.Б. Ходорковского — «Нам не страшен серый волк». «Михаилу Борисовичу все равно. Он свободный человек, и не будет себя ограничивать ни в чем. Никаким образом решения этих мартышек не повлияют на образ жизни и передвижения Михаила Борисовича.
Никаким образом действия этих нелюдей его свободе не угрожают», — сообщила его пресс-секретарь.
Однако в это самое время официальные швейцарские инстанции, ведающие жителем кантона Санкт-Галлен М.Б. Ходорковским, объявили, что выдача его в Россию в принципе не исключена — подавайте документы, рассмотрим, а сам ни в чем себя не ограничивающий Михаил Борисович в интервью Би-Би-Си сообщил: «Я рассматриваю разные возможности. Одна из них — просить политическое убежище в Великобритании. Но говорить об этом пока не готов».
Убежище в Великобритании наряду с достоинствами имеет и тот недостаток, что, как правило, лицо, получившее убежище, опасается посещать европейский континент, а равно иные земли, поскольку с Темзы точно выдачи нет, тогда как с Сены, Тибра, Рейна и Шпрее — всякое может случиться. Береженого Бог бережет, и можно вспомнить хоть декабриста Н.И. Тургенева, хоть портфельного инвестора Б.А. Березовского, оказавшихся прикованными к скалам Альбиона. Борис Абрамович даже опасался посетить свой замок на Лазурном Берегу. Такой образ жизни подразумевает известные ограничения — притом существенные.
Тем самым свободный мир делится на зоны, свобода в которых весьма различна. М.Б. Ходорковский, обладая безукоризненным швейцарским видом на жительство, являющимся недостижимым предметом мечтаний многих эмигрантов, возможно, будет просить прибежища у британской короны, т.е. покровительство Швейцарской Конфедерации для него является недостаточным. Причем не потому, что в Швейцарии секретные молодцы с Лубянки орудуют, как у себя дома, отнюдь нет, а просто потому, что в связи с уголовщиной могут выдать на родину, будто какого-нибудь простого братка.
Риск, во всяком случае, имеется, и поэтому М.Б. Ходорковский собрался по стопам Б.А. Березовского просить покровительства ее величества, ибо Елизавета II уголовников не выдает.
Такое новое разделение мира существенно отличается от порядков, наблюдавшихся, например, во время холодной войны — и даже раньше, в межвоенный период. Тогда беженец, оказавшийся вне пределов сферы влияния СССР, чувствовал себя в равной степени безопасности (или небезопасности) хоть во Франции, хоть в Германии, хоть в Италии, хоть в Великобритании. Выдачи не было ниоткуда.
Не было, правда, и целого обширного класса беглых казнокрадов.
С появлением такового класса континентальные и британские правовые обычаи разошлись. На европейском континенте уголовщина считается делом малопохвальным, отчего беглые уголовники отчасти рискуют. Если даже и не выдачей на родину, то различными неприятностями.
Традиции британской свободы предписывают считать уголовников политическими и обходиться с ними (если у них есть деньги, конечно) со всяческим уважением.
М.Б. Ходорковский за границей сперва повел себя экстравагантно, выбрав свободу отчего-то в Швейцарии, а не в Лондоне, но гонения мартышек и нелюдей прояснили его ум, и он готов присоединиться к большинству, упокоившись в месте злачном, в котором тепло и уютно и где не настигнут ни подозрения, ни наветы.
