Опыт прямой демократии — Постсовет.Ру
Опыт прямой демократии
Новый, 2016 год уже 1 января отметился невиданной новацией в сфере внешней и внутренней политики.
Политолог Алексей Чадаев – о новогодней политической инновации
Алексей Чадаев. Фото из личного архива
В ответ на предложение Киева о согласии возобновить поставки энергии в Крым при условии, что в договоре он будет указан как часть Украины, Владимир Путин предложил провести на эту тему соцопрос среди жителей полуострова. В первый день нового года результаты опроса были обнародованы: 94% жителей полуострова не хотят иметь с Украиной ничего общего, и согласны какое-то время терпеть трудности с энергоснабжением, лишь бы не давать бывшей метрополии повод считать иначе. Прецедент имеет значение, выходящее далеко за рамки очередной российско-украинской энергетической войны. Впервые со времён Земских Соборов глава государства при принятии важных внешнеполитических решений апеллирует напрямую к «гласу народа», за пределами «канонических» официальных институтов. И принимает решения на основании результатов полученной «обратной связи». То, что для президента Путина данные опросов населения являются одним из важнейших инструментов при выработке управленческих решений – не новость для тех, кто давно следит за политическим стилем главы нашего государства. На вузовских лекциях по новейшей истории России я как-то предложил студентам перечислить случаи, когда принимаемые Путиным решения шли откровенно вразрез с социологически зафиксированным мнением большинства. Нашли ровно один: в вопросе о моратории на смертную казнь – президент ввёл его несмотря на то, что большинство выступало (и продолжает выступать) за сохранение «высшей меры». Других так и не вспомнили. В повседневной деятельности внутриполитического блока Кремля социология и работа с ее данными также всегда играли значительную роль. Не понимающие этого фактора западные аналитики всегда становились в тупик, объясняя сохраняющийся высокий уровень поддержки Путина населением: по их лекалам, «авторитарные режимы» рано или поздно неизбежно ее теряют, безотносительно к результатам выборов. Но в том-то и дело, что путинская система никогда не вписывалась в прокрустово ложе авторитарной модели. «Чуять страну» — едва ли не главный урок, извлечённый ее нынешним руководством из катастрофы конца 80-х годов прошлого века. И проблема в том, что одних только классических институтов представительной демократии для решения этой задачи в наше время уже недостаточно. Выборы, то есть ситуация, когда народ реализует своё конституционное право верховного суверена власти, проходят лишь раз в несколько лет – современная динамика жизни требует обсуждения и принятия важных решений гораздо чаще. Ранее организовать большую общегражданскую дискуссию по тому или иному актуальному вопросу было сложно технически – развитие средств цифровой коммуникации сняло этот барьер, открыв дорогу к практической реализации идей «прямой демократии», до того считавшихся полуутопическими. Механика «цветных революций» в новосозданных государствах целиком построена на этом темповом «провале» классической представительской модели. Выборы в этом случае – не более чем повод аккумулировать накопившееся недовольство и социальный протест, вывести его на улицу и построить бронебойно убедительную драматургию «народ против власти». Правители в этой ситуации оказываются перед выбором – или кровь, или добровольная сдача полномочий, безотносительно к их законности: закон в этом случае начинает диктовать толпа. В свою очередь, механика путинской контрреволюции, так пока и не взломанная многочисленными претендентами на роль вождей московского оранжа, построена на том, что внешне «авторитарная» стилистика маскирует демократизм реальной модели выработки и принятия решений. Путинская Россия – это система с постоянно усиливающимся контуром прямой демократии, где социологический инструментарий служит непрерывным, функционирующим в недельном такте средством прямой коммуникации власти со страной. И, кроме социологии, все время появляются дополнительные механизмы – начиная от института общественных палат и заканчивая феноменом ОНФ как структуры-агрегатора активности «третьего сектора», направленной на реализацию предвыборных обещаний президента. Ситуация с крымским соцопросом выводит эту модель на новую орбиту. Два принципиальных новшества: во-первых, мнение людей становится определяющим при принятии решений не только во внутренней, но и во внешней политике. Во-вторых, механизм, до того действовавший без особой публичности — то, что Кремль регулярно работает с данными соцопросов из множества независимых источников, и пользуется ими при выработке политических приоритетов, ранее не было в столь публичном фокусе. Институциональное строительство в наше время – такая же точно область соперничества, как вооружения или экономика. Прочность национальных политических институтов регулярно проходит проверку на излом, и более развитые страны активно пользуются относительно более высоким качеством своих политических институтов в глобальной конкуренции стран. Слабых бьют столь же нещадно, как и на полях военных сражений или при переделе глобальных рынков. Прочная, устойчивая демократическая система, где сила власти опирается на доверие людей и постоянную, прямую коммуникацию с большинством граждан – залог выживания государства в ХХI веке. И на этом поле Россия оказывается кое в чем даже впереди западных демократий с их многовековой институциональной историей.
Источник
Решение, Институт, Система, Государство, Власть