Под оккупацией: рассказ о праздновании Дня Победы в Одессе

Рассказ о праздновании Дня Победы в оккупированной Одессе, от которого сжимаются кулаки. Учитывая обстоятельства,  автор просила не указывать ее имя.

«Ну что вам сказать, друзья мои? Мы в оккупации. В мощнейшей оккупации. В том самом гетто, которым нас все время пугают. Я это сегодня, 9-го мая, почувствовала, как никогда. Еще стоя на Привокзальной площади и ожидая своих приятельниц почувствовала.

Когда рядом со мной стала собираться кучка украинских „патрыотов“, чтобы тоже двинуться на Аллею Славы. Молодые сбитни в черно-камуфляжных одеяниях и мягкой спортивной обуви. Некоторых подвозили микроавтобусы. Они оттуда выходили с рюкзаками и сумками. Радостно друг другу подмигивали, натягивая черные капюшоны и прикалывая себе на грудь значок красного мака: „Ну шо? Попрацюемо зараз?“.

Я поняла, что „працюваты“ они будут с нами, с жителями города, которые спешат на парад „Бессмертного Полка“.

Ощущение праздника сразу ушло. Появилось ощущение опасности и настороженность. Тревогу ощущала не только я. Многие люди, идущие на Аллею, с недоумением оглядывались на молодчиков и внутренне собирались. Их лица из улыбчивых превращались в злые.

А людей было столько в этом году, что „Бессмертный Полк“ растянулся по Аллее Славы плотной толпой на километр. И этот километр мы осилили за час сорок. Час сорок времени понадобилось нам, чтобы, наконец-то добраться до места возложения цветов у Вечного Огня. А за нами „Бессмертной Полк“ еще продолжался так, что из-за людей не было видно горизонта.

Это была такая неимоверная масса народа, что зрелище с верхней точки, с пригорочка, заставляло отвисать челюсть и вызывало шок.

— Одесса за Донбасс! Одесса за Донбасс! — скандировали люди.
— Что, что они кричат? — переспрашивали друг у друга полицейские, стоящие в оцеплении.

Специально для них народ уточнил еще раз: „Мы за Донбасс!“

— Так и мы за Донбасс, — засмеялись копы. — С Праздником!
— Вон из Одессы, бандеровские бесы! — продолжали скандировать люди.

— Как в Одессе называется проспект Маршала Жукова?
— Маршала Жукова! — подхватывал народ.
— А может Небесной Сотни?
— Не-э-э-эт!
— Тогда давайте еще раз повторим название проспекта, чтобы нас услышали!
— Мар-ша-ла! Жу-ко-ва!

— Слава городу-Герою Одессе!
— Ураааа!
— Слава городу-Герою Москве!
— Ураааа!
— Слава городу-Герою Ленинграду!
— Ураааа!
— Слава городу-Герою Севастополю, Керчи, Волгограду….!
— Ураааа!
— А Киеву?
— А Киеву…хм, пламенный привет.

— Ха-ха-ха!

— Одесситы-ы-ы-ы! Рожайте дете-е-ей! Нас должно быть мно-о-о-го! Еще больше, чем сейча-а-а-ас!
— Ха-ха-ха! Есть рожать детей!
— Ой, смотрите, смотрите, Стерненко стоит!
— Где?
— Да вон, — указывая на значок красного мака на груди главного одесского патрыота.

— В жутких розочках.
— Ха-ха-ха!

— Славик, Славик, чего ты прешь на ту сторону?!
— Так там пусто, людей почти нету.
— Конечно, там людей нету. Все люди тут идут. В „Бессмертном Полку“. А там одни „дупы“ чешут.
— Шо за „дупы“?
— Ну майданутые. Которые себе значки красных „дуп“ на лацканы цепляют.

— Слава Советской Армии!
— Урааааа!
— Слава маршалам Победы!
— Урааааа!
— Слава советским солдатам и матросам!
— Урааааа!
— Слава Советскому Народу!
— Урааааа!
— Слава погибшим одесситам Второго Мая!
— Урааааа!
— Гришенька, не ходи на газончик. Видишь, там злой дядя полицейский стоит. Он у тебя пилотку заберет. Или красную звезду с нее снимет.
— Женшина, ну что вы такое говорите внуку? Я же не зверь какой. Ничего я с него не сниму и не заберу. Пусть носит и гордиться.
— Сань, слушай, вон парень портрет несет с георгиевской ленточкой. Давай встанем рядом с ним. Я — справа, ты — слева. Подстрахуем на всякий случай. Потому что не дай Бог его сейчас эти уроды заметят, так вытащат же и завалят.

А они вытаскивали и заваливали. Они нападали на людей. Неистово нападали. На всех, у кого замечали ленточки. Или советскую символику. Или просто так. Нападали всем скопом.

С ревом и гыканьем. И действовали очень организованно. „Працювалы“ слаженно и быстро.

Их было много. Очень много. И они поменяли тактику. В прошлом году они зашли единой колонной к Памятнику. Поорали славуукраине и ушли. А в этом году они распределились группами по всему мемориалу и рассредоточились среди людей. Прислушивались, отсматривали, провоцировали на скандалы и тут же кидались стаей.

Только одну стаю полиция оттащит от человека, как тут же в другом месте крики и побоище начинается. Только там наведут порядок — в третьем месте кричат „убивают!“. И так было все время и везде. Координировались они друг с другом по рациям.

„Мы закончили, — сообщали они в рацию. — Ваша очередь сепаров бить“.

Куда-то отойти или юркнуть в сторону было невозможно из-за плотного скопления народа с одной стороны, а с другой стороны из-за полицейских оцеплений-коридоров, в русле которых только и можно было двигаться и перемещаться.

Это было страшно. Особенно страшно, когда прямо рядом с тобой толпа обезумивших подонков накинулась на мужчину с ребенком на руках. С совсем крошечной девочкой где-то полутора лет. Растерянный мужчина прижимал кроху к своему плечу и старательно прикрывал ее нежную, белокурую головку своей ладонью. А со всех сторон до него и детского тельца пытались дотянуться кулаки обезумевших гиен.

Еще страшнее было, когда уже на обратном пути, в практически пустом переулке, вдруг нам навстречу вылетел байк с человеком в форме советского офицера, а за ним мчался табун бешеных черных правосеков* с налитыми кровью глазами и криками „Живым не брать!“. Каким образом этот табун проскочил мимо, никого из нас не задев, знает только Бог. Мы чудом не пострадали.

Но, не смотря ни на что, наш сегодняшний День Победы состоялся. Город помнит, город чтит, город славит своих героев!
Еще раз всех с Праздником, друзья!»