Куда идет Белоруссия?

Визит президента Белоруссии Александра Лукашенко вызвал противоречивую реакцию со стороны украинской патриотической общественности.

Так, националистов возмутили развешанные по городу государственные флаги Республики Беларусь.

По их мнению, эти стяги цинично нарушали закон о декоммунизации — ведь современный белорусский флаг является прямым наследником флага Белорусской ССР, а доминирующий на нем красный цвет, который особенно бросается в глазах на улицах украинской столицы, официально символизирует собой «пролитую кровь участников революционного движения в Российской империи».

Сам факт того, что соседняя страна живет сейчас под таким знаменем — да еще, не в пример успешней, чем Украина — не может не раздражать единомышленников Владимира Вятровича, которые усматривают в демонстрации белорусского флага идеологическую диверсию и плохой пример для украинского обывателя.

Тем более, что патриотический фейсбук выдвинул в адрес Лукашенко множество других претензий — в первую очередь, то, что Минск продолжает активное военное сотрудничество с Москвой, на территории Белоруссии находятся российские войска, а в ближайшее время там пройдут масштабные стотысячные учения российской и белорусской армий. 

Впрочем, несмотря на это, украинские правые не стали организовывать масштабные протестные акции, направленные против визита белорусского президента.

Как сообщают сами националисты, этому способствовала активная разъяснительная работа представителей правоохранительных структур, которые, при необходимости, умеют эффективно влиять на лидеров радикальной массовки.

Обращаясь к ультраправым, представители власти рассказывали о том, что экономические и политические контакты с Белоруссией являются очень важными для будущего Украины — а любые попытки сорвать их будут только на руку Кремлю. 

Эта позиция может показаться для многих странной. Ведь, начиная с далекого 1994 года, когда Белоруссию возглавил ее нынешний президент, украинские патриотические круги относились к нему с подчеркнутой, нескрываемой враждебностью, неласково именуя эту страну «заповедником совка», «главным вассалом Кремля» и «последней диктатурой Европы».

Белорусские оппозиционеры всегда использовали Киев как прочную тыловую базу для деятельности против «диктаторского режима». А их украинские союзники — от УНА-УНСО* до FEMEN — кошмарили белорусское посольство на тихой улице Коцюбинского и совершали регулярные вылазки в Минск, которые заканчивались задержаниями и депортацией на родину. 

После одного такого набега, который закончился полным провалом, Дмитрий Корчинский произнес слова, ставшие сакраментальными:

«Проблема в том, что в Белоруссии только один революционер — и это Александр Лукашенко».

Со временем украинские патриоты переняли и развили эту концепцию. Объясняя слабость и неудачи белорусских майданов, они говорили о «рабском духе» и «советских комплексах» белорусов, которые послушно терпят над собой «оккупационную власть» — не в пример своим свободолюбивым соседям.

А в Киеве росло количество радикальных белорусских националистов, которые покинули родину еще до Евромайдана, приняли активное участие в его столкновениях и получили собственную сакральную фигуру в лице погибшего при невыясненных до сих пор обстоятельствах Михаила Жизневского. А затем отправились в АТО, сформировав там собственный боевой отряд. 

На самом же деле, провалы «цветных революций» по-белорусски имели свои очевидные причины, которые были обусловлены развитием республики после прихода к власти ее президента.

В отличие от большинства постсоветских стран — и, прежде всего, именно Украины, — Белоруссия свернула с пути радикальной приватизации государственного сектора, которая явилась главной причиной формирования прослойки  активно влияющих на политику олигархов. 

Это обстоятельство позволило стране избежать масштабного социально-экономического коллапса. Большинство предприятий и коллективных хозяйство уцелели — они давали людям работу и поддерживали социальную инфраструктуру,  нередко получая на это дотации от государства.

Нет, жизнь белорусов никогда нельзя было назвать богатой — однако, эта стабильность очень выгодно смотрелась на фоне шоковых реформ Гайдара или Кравчука, которые привели к массовой деиндустриализации, безработице и сопутствующему им коллапсу.

Жители страны не видели никакого смысла отказываться от нее по призыву радикальных национал-патриотов, которые правили страной в первые годы после распада СССР, и не запомнились ничем, кроме инфляции, хаоса и грабежа. 

Государство жестко контролировало политическую систему страны. В Белоруссии не было влиятельной олигархической фронды, которая всегда выступала одним из главных спонсоров и выгодоприобретателей «цветных революций».

Президент не давал расслабиться высокопоставленным чиновникам, периодически «перетряхивая» служилые элиты в пользу новых, лично преданных ему выдвиженцев. А белорусские спецслужбы не давали развернуться подконтрольным Западу НГО и представителям радикальных националистов, которые открыто и беспрепятственно действовали в соседнем Киеве. 

Стабильность этой системы, которая позволила Белоруссии сохранить, а кое-где даже преумножить достижения советских времен. Страна успешно экспортировала продукцию уцелевшего национального машиностроения, легкой промышленности и сельского хозяйства, буквально завалив своими продуктами киевские прилавки.

А белорусская IT-индустрия завоевала своими игрушечными танковыми армадами весь бывший СССР, и давно вышла за пределы постсоветского рынка. 

Во многом, стабильность удавалось поддерживать за счет политики белорусского руководства, которое осторожно маневрировало между Москвой и Брюсселем.

Формально, Лукашенко всегда оставался главным союзником Кремля — и это давало ему возможность получать энергоносители по очень выгодным для Белоруссии ценам, поддерживая конкурентоспособность белорусского производства.

Однако, одновременно с этим Минск понемногу нормализовал отношения с  Евросоюзом, всячески демонстрируя независимость собственной политики — в том числе, и в отношениях с новой украинской властью, которая захватила страну в 2014 году. 

Конечно, это не могло не вызвать некоторого охлаждения отношений с Москвой, которая пересмотрела цены на газ в пользу более рыночных коэффициентов и высказала недовольство нелегальными поставками санкционной продукции, которая попадала на российский рынок из Евросоюза через открытый белорусско-российский кордон.

Среди российских элит стали слышны требования вести с Минском более прагматичные отношения, чтобы, в конце концов,относится к нему так, как любому другому соседнему государству, без скидок на общность истории и особое «братско-славянское» партнерство.   

Рост цен на газ нанес белорусской экономике ощутимый удар, подтолкнув Лукашенко к непопулярным антисоциальным мерам, которые вызвали достаточно ощутимые в рамках страны протесты.

И тут оказалось, что якобы «пассивные» белорусы активно выходят на улицы, чтобы защитить свои экономические права.  Причем, без всякого участия иностранных НГО. 

Что ждет Белоруссию дальше? На самом деле, стабильность сложившейся в ней системы завязана на личность белорусского президента.

Не секрет, что представители местных политических и хозяйственных элит с немалой завистью смотрят на своих коллег-чиновников из киевских кабинетов, которые запросто сколачивают миллионные и миллиардные капиталы.

Белорусский госсектор втихую приватизируется, и те, кто имеет сейчас в стране влияние и власть, только ждут момента, когда получат возможность наложить руку на это накопленное народным трудом богатство — понимая, что Европа только поприветствует эти метаморфозы, превратив их в рукопожатных демократических политиков.

После чего страну ждет форсированный римейк социальной катастрофы ельцинско-кравчуковских времен. 

Естественно, эта радикальная смена экономического базиса будет сопровождаться реставрацией белорусского национализма — в качестве новой государственной идеологии, о чем мечтает большая часть белорусской либерально-патриотической интеллигенции. Со всеми вытекающими из этого последствиями для белорусско-российских отношений.

На что, похоже, надеются в Киеве, стараясь по максимуму сыграть на противоречиях между Москвой и Минском.