Родом из 1980-х: как зарождался частный архитектурный бизнес в России
Учредители бюро «Остоженка» Андрей Гнездилов и Раис Баишев вспоминают, где брали заказы на архитектурное проектирование в годы перестройки
Ул. Остоженка в 1980-х
(Фото: из архива АБ «Остоженка»)
Прошло больше 30 лет с момента старта перестройки и начала других либеральных процессов в Советском Союзе. Именно в конце 1980-х появились на свет многие современные компании — тогда они существовали в виде кооперативов. В это же время стали зарождаться и первые частные творческие мастерские, архитектурные бюро, независимые застройщики.
Как это происходило и что поменялось в отношении к архитектуре за последние 30 лет, рассказали учредители одной из первых частных архитектурных фирм в России — бюро «Остоженка» — Андрей Гнездилов и Раис Баишев.
— Конец 1980-х. Что тогда было главным в архитектуре? Что диктовало стиль?
Раис Баишев: — Главным абсолютно для всех была творческая свобода, и для архитекторов, и для заказчиков. Но свобода свободе рознь. Для одних это отсутствие правил, для других — постоянная попытка сформулировать общие правила, следование которым позволяет свободно развиваться всем.
Оглядываясь назад, мы понимаем, что архитектура того времени не обладала единством и может быть описана только как явление между полярными представлениями о свободе. Тогда появлялись диковинные вещи, но мы не говорим, что это плохо, некоторые из них оказались действительно хорошего качества. В итоге эта поляризация чуть позже выразилась в противопоставлении современной архитектуры и так называемой лужковской.
И эта поляризация появилась практически сразу, как появилась свобода. Те, кто считали, что свобода — это существование «без правил», часто вставали на путь быстрых заработков и занимались частным проектированием интерьеров и загородных особняков. Наша первая работа и наши первые заказы стали школой по работе в сложном городском контексте. Пройдя этот путь на раннем этапе, начав сотрудничать с междисциплинарными коллективами из историков, социологов, экономистов, мы смогли перейти на уровень больших корпоративных заказов и решать задачи в изменившихся социально-экономических условиях.
Фото: из архива АБ «Остоженка»
— Первые заказчики — кто они? Как составлялось техническое задание, насколько детально? Или оно было кратким, в стиле «дорого, богато»? Насколько требователен был заказчик к реализации?
Андрей Гнездилов: — Например, в нашей практике первым заказчиком стало Хозяйственное управление (ХОЗУ) Совета Министров СССР. У нас на руках было постановление 18-66 от 6 августа 1986 года, где точно все расписывалось: с какими показателями этот район должен быть запроектирован, сколько жилых метров, сколько нежилых метров и т. п. Фактически это было техническое задание на разработку мастер-плана, как бы мы назвали это сейчас. Его особенностями были четкая и грамотная проработка и учет того, что это историческая территория.
К концу проекта все поменялось. ХОЗУ Совмина СССР исчезло, появился Юрий Лужков со своими инициативами по работе в историческом центре Москвы. Так получилось, что наша работа попала в резонанс с его политическими лозунгами. И мы со своими макетами ездили в Останкино, участвовали в его предвыборной программе. В результате была создана Генеральная дирекция единого заказчика (ГДЕЗ) «Остоженка» с целью реализации проекта так, как он был задуман, и какое-то время мы были генпроектировщиками всего района Остоженка.
Фото: из архива АБ «Остоженка»
Р.Б.: — Большинством представителей профессии архитектора первые проекты в основном делались для частных заказчиков — от небольших проектов частных домов или интерьеров до крупных проектов банков или ресторанов. Естественно, что часть заказчиков, которые обладали деньгами в 1990-е, были представителями криминального мира, что сказывалось на задачах для архитекторов.
Фото: из архива АБ «Остоженка»
— Первые заказчики. Как изменялось отношение к архитектуре у частных лиц и у государства с течением времени?
А.Г.: — С того времени и за последние 30 лет в геометрической прогрессии увеличились инвестиции в строительство, а значит, и в архитектуру. То, что мы считали строительным бумом в 1990-е, ни в какое сравнение не идет с объемом строительства, который наблюдаем сегодня. Одновременно с этим изменялась и роль архитектора. Сегодня архитектура все больше и больше сращивается с интересами девелопмента. Мы должны создавать продукт, который продается, и в этих условиях гораздо сложнее отстаивать свою профессиональную позицию, нежели 20–30 лет назад. Эту ситуацию спасает только то, что архитектор вынужден создавать наилучший продукт, иначе он не будет удовлетворять требованиям конкурентной борьбы того самого девелопера.
— Что было важно сохранить в архитектуре со стороны автора? Чем нельзя было поступиться?
А.Г.: — Во время старта нашей практики ситуация не была характерной — у всех были свои приоритеты и ценности. Первые десять лет как минимум наше бюро развивалось и строило только на той территории, для которой мы сами и сформулировали правила и параметры застройки — поэтому для нас было важно придерживаться этих найденных закономерностей строительства в историческом центре, воплощенных в регламенты и архитектурные требования.
Есть один показательный пример в нашей практике: мы взяли из дореволюционного Гражданского кодекса и восприняли как необходимое в наших проектах в этой среде правило брандмауэра. Это правило, конечно, ни в каком советском законодательстве не существовало. Никаких юридических, правовых оснований требовать от застройщиков не делать окна в торцевых стенах у нас не было. Мы ссылались на правило 1914 года, и этого было достаточно. Рациональность старых соседских правил вдруг оказалась востребована в измененных социальных и правовых условиях.
Фото: из архива АБ «Остоженка»
— Насколько непростые времена в стране сказывались на заказах и на представлениях заказчиков о прекрасном?
Р.Б.: — Заказчик формировался параллельно с изменяющимися условиями и возможностями. Ни архитекторы, ни заказчики не понимали новых правил и как работать в новых условиях. Действовало правило «Норма конструируется в диалоге», и это означало, что, работая совместно, получилось создать новую архитектуру — постсоветскую.
В реалиях рыночной экономики архитектор должен был продавать свои услуги, и на первых порах предложение превышало спрос. Естественно, что речи о частых больших государственных заказах, как сейчас, просто не шло. У государства не было денег, зато деньги были у других частных структур.
Фото: из архива АБ «Остоженка»
— Что было главным в архитектуре в конце 80-х, в начале 90-х, в конце 90-х? Что довлело? Материалы, объемы — или, наоборот, камерность?
А.Г.: — Главное, что довлело на тот момент, — прошлое во всем многообразии этого понятия. В раннее постсоветское время происходило осознание того, что исторический город — это не просто отжившая форма планирования, а сложная самоорганизующаяся система, которая способна учитывать новые современные реалии — открытый рынок, частную собственность и т. д.
Подробности на
